Роман "Офицеры" Александра Липатова ¶
За окнами Петровского замка занималась заря. Сторожев потянулся на диване и проснулся. Открыв глаза, он сунул ноги в потрепанные тапки, подошел к закрепленной на стене комнаты раковине, открыл кран, включил холодную воду и ополоснул лицо. Затем он натянул галифе, надел через голову тельняшку, застегнул брючный ремень и нажал кнопку, находившуюся на стене. Через минуту в комнату вбежал ординарец Сторожева, четырнадцатилетний Вася, сын генерала госбезопасности Крашенинникова.
— Здравия желаю, Николай Петрович! Что прикажете?
— Васенька, будь добр, приготовь-ка чайку, да с лимончиком.
Василий набрал воды из-под крана в электрический чайник, воткнул штепсель в сеть, и, покосившись на табуретку, стоявшую рядом с диваном, сказал:
— Разрешите присесть, Николай Петрович?...
— Да садись, сержант Крашенинников, кто тебе мешает!
— Слушаюсь! — выпалил Василий и сел на табуретку. Сторожев тем временем вытащил из-за шкафа свои хромовые сапоги и надел их. Чайник тем временем закипел. Василий вскочил, насыпал щепотку крупнолистового чая в заварочный чайник, заварил кипятком, подождал, пока чай заварится как следует, положил в граненый стакан с подстаканником дольку лимона, налил чаю в стакан и поставил фарфоровый заварочный чайник и стакан с чаем на тумбочку, стоявшую рядом с креслом. Сторожев сел в кресло и вытащил из потайного отсека шкафа плитку молочного шоколада "Балтштадт" и еще один стакан с подстаканником. Жестом указав Васе на табуретку, он сказал:
— Держи, Василий Георгиевич, шоколадку, да чайком запивай. Не каждый, поди, день выпадает счастье с Генералиссимусом РНР чай пить.
Василий сел на стул, дрожащими руками развернул обертку, а Сторожев тем временем подвинул к нему стакан и налил ему чаю. Подмигнув слегка обалдевшему от избытка чувств парню, Сторожев спросил:
— Ну, что, братишка, как дела в кадетке?
— Да вроде хорошо, Николай Петрович...
— С девчатами у тебя как дела обстоят?
— По-всякому. То хорошо, то плохо...
— А какую бы ты хотел иметь подругу?
— Которая читать любит, а не в голубой ящик физиономией часами смотрит, Николай Петрович.
— Слушай-ка, Василий, ты мне неплохую мысль подсказал. Отсеивать склонных к телевизоромании из потока поступающих в военные учебные заведения. А еще что посоветуешь?
— Я бы посоветовал всех курсанток военно-медицинских кадеток, замеченных в куреве и спиртном без разговоров выгонять. Одну "партию" турнут — другим неповадно будет! Ведь они же потом с пациентами будут дело иметь! Представьте себе, Николай Петрович, — хирург делает операцию, а от него несет перегаром или куревом!..
— Василий, я полностью одобряю, так и сделаем. Дай-ка китель.
Вася открыл одежный отсек шкафа, снял с вешалки китель с погонами Генералиссимуса Российской Народной Республики, отряхнул с него пыль и помог Сторожеву надеть его. Затем он вынул из шкафа фуражку с гербом РНР и торжественно водрузил ее на голову Сторожева. После этого Сторожев уже без помощи Васи надел ремень с портупеей и гербом РНР на бляхе и планшет и вышел в коридор. Василий шёл следом за ним, и вскоре они вышли во двор. Там Сторожева ждала машина — черный "Север". Генералиссимус подошел к передней правой дверце лимузина и, приоткрыв ее, сказал:
— Сержант Крашенинников тоже с нами поедет.
Водитель, капитан Селиванов, обернулся, просунул руку между креслами, открыл заднюю дверь и сказал:
— Садись, сержант.
Василий отточенным движением бросил руку к виску, щелкнул сапогами и сел в машину. Селиванов и Сторожев пристегнулись, капитан развернул машину и стал выезжать к воротам. Подъехав к бронированному затвору, Селиванов дал звуковой сигнал. Ворота поднялись, капитан вывел лимузин на Кемский проспект, включил сирену (Вася заметил, что за их "Севером" из ворот выехали мотоциклисты ГУГБ) и спросил:
— Николай Петрович, куда едем?
— На Балтийский, в Совет Министров.
— Слушаюсь! — четко ответил Селиванов, переключил третью скорость, вырулил вдоль берега Кеми на Балтийский проспект, мотоциклисты-гэбешники повернули за ними. В лучах майского солнца гордо вырисовывался стоявший у берега Кеми крейсер "Заря". Лимузин пронесся по Балтийскому проспекту за полминуты, затормозил у таких же бронированных ворот, как в Петровском замке, ворота поднялись, Селиванов отключил сирену и въехал во двор. Сторожев и Вася Крашенинников вышли из машины, а Селиванов поехал загонять машину в гараж Совмина. Вася гордо вышагивал рядом со Сторожевым, который положил руку ему на плечо, чтобы всем сотрудникам было видно, что парень находится под его опекой. На втором этаже Сторожев расстегнул планшет, достал из него два бланка и написал в первом: "Обслужить тов. Крашенинникова В.Г. в столовой Совета Министров Российской Народной Республики за мой счет. Генералиссимус РНР Сторожев Н.П.". Во втором он написал: "С настоящего времени приказываю допускать тов. Крашенинникова В.Г. в офицерский клуб Совета Министров Российской Народной Республики. Генералиссимус РНР Сторожев Н.П.". Вручив бланки Васе, он сказал:
— Васенька, иди в столовую, там я написал, чтобы тебя накормили, отдай вот этот бланк дежурному по столовой, и ешь сколько влезет. А потом иди в офицерский клуб. Во втором бланке я написал, чтобы тебя туда пускали. В домино играть умеешь?
— Так точно, Николай Петрович!
— Ладно, Васенька, беги, я тоже пойду.
Василий направился в столовую, а Сторожев поднялся по мраморной лестнице в свой рабочий кабинет. Министры коротали время за преферансом, и первым вошедшего Сторожева заметил не кто иной, как начальник Главного Управления Государственной Безопасности, генерал-полковник Георгий Иванович Крашенинников, отец Васи. Он вскочил, схватил со стола фуражку, надел ее и гаркнул:
— Смирно!!!
Министры повскакали. Сторожев сделал успокаивающий жест рукой и сказал:
— Сидите, мужики.
Все сели. Сторожев тоже сел, причем во главе стола, и обратился к министру образования Харчикову:
— Толя, мне тут сегодня утром сынок Жоры Крашенинникова, который у меня ординарцем служит, подкинул идею образовательной реформы. Пацан четырнадцати лет, а думает почище тебя. Итак, с сегодняшнего дня подготовишь проект реформы о кадетском образовании. Всех, кто часами торчит за голубым ящиком, к учебе в военные вузы не допускать. В военно-медицинских вузах — если курсантка была замечена в куреве или употреблении спиртного — без разговоров отчислять! Потому что от телика мозги коротит, это во-первых, во-вторых, от него глаза портятся. В-третьих, представь себе — тебя оперируют, а от врача водкой или табачищем воняет!
— Хмм... А Вы-то сами разве не употребляете спиртного, Николай Петрович? И как же "военные сто грамм"? — поинтересовался министр обороны, маршал РНР Сиволобов.
— Я — старый хрыч, мне уже за 60, — с достоинством ответил Сторожев, уперев руку в бок, — а вот подрастающее поколение надо вырастить здоровым! А "военные сто грамм" пусть и останутся только военными, но не курсантскими и не детскими!!! Представь себе, что твой внук Пашка добрался до твоих спиртных запасов, которые ты прячешь от жены в стояке за толчком в уборной, и вылакал их?!
— Упаси Боже! — воздел руки к потолку маршал. — А откуда Вы, Николай Петрович, знаете, что я в сортире водку прячу?!
— Да неделю назад на твоем дне рождения я пошел в сортир по нужде, заглянул в стояк, а там пузыри с "Балтийской" стоят!
— Блин! Надо будет перепрятать! — ответил маршал.
Сторожев достал пачку сигарет "Адмирал", чиркнул спичкой, прикурил, выбросил потушенную спичку в мусорное ведро и после нескольких глубоких затяжек, откинувшись на спинку кресла, сказал:
— Вот что, мужики. Сейчас я пойду в столовку, потому что с утра не ел, а потом в конференц-зал. Там все насущные государственные проблемы и обсудим, а пока что я жрать хочу.
Выйдя из комнаты, Сторожев спустился по лестнице в столовую, подошел к дежурному и спросил:
— Сержанта Крашенинникова обслужили?
— Так точно! Он съел тарелку картофельного пюре с грибами, пять бутербродов с колбасой, выпил два стакана сладкого чаю с молоком!
— Отлично. Теперь дайте-ка мне гречневой каши с топленым салом, три куска хлеба с маслом и кружку горячего молока.
Когда заказ принесли, Сторожев неторопливо приступил к еде. Поев, он направился в офицерский клуб. Войдя в помещение, он увидел Васю Крашенинникова, игравшего в домино с капитаном Селивановым, старшим лейтенантом Мантуровым и майором Дубининым. Из-за столика то и дело раздавались победные возгласы типа: "А мы вот так!". И вдруг раздался торжествующий крик Васи:
— Есть!
— Выигрываешь, Василий Георгиевич? — спросил Сторожев, войдя в зал.
Вася вскочил, бросил руку к виску и отчеканил:
— Так точно, Николай Петрович!
— Молодец. Сейчас я еще пару часов буду отсутствовать, а потом видно будет.
Часа четыре Сторожев провел в конференц-зале, а потом вышел и снова направился в офицерский клуб. Войдя, он сказал Селиванову:
— Дмитрий Михалыч, приготовь-ка машину. Чтоб через пять минут была у внутреннего подъезда.
Вася вышел вслед за Сторожевым, и, когда они спустились к подъезду, выходившему во внутренний двор здания Совмина РНР, лимузин уже ждал их там. Мотоциклисты ГУГБ уже были готовы стартовать. Селиванов включил зажигание и начал прогревать мотор. Сторожев сел на переднее сиденье, Вася — сзади. Селиванов тронул машину с места и подъехал к воротам, посигналил, они поднялись. Селиванов включил сирену и понесся по Балтийскому проспекту. Обернувшись, он спросил:
— Куда едем, Николай Петрович?
— В Петроморск. Хочу отдохнуть немного. Вася, поедешь ко мне на дачу?
— С удовольствием, Николай Петрович! — ответил Вася.
Селиванов свернул на улицу Адмирала Михайлова, доехал до перекрестка с проспектом Республики, проехал по нему пять километров и выехал на Петроморское шоссе. Мотоциклисты ГУГБ с автоматчиками в колясках мотоциклов ехали следом. Заметив черный лимузин с мигалками, да впридачу к нему десяток мотоциклистов в зеленых мундирах с красно-синими погонами, водители почтительно перестраивались в левый ряд, так что пробки удалось избежать. Подъехав к Петроморску, Селиванов свернул на улицу Расторгуева, остановил лимузин у ворот и посигналил. Ворота открылись, и гэбешник, стоявший рядом с въездом, поднял шлагбаум. Селиванов въехал во двор, остановил машину, и Сторожев вылез из салона, а вслед за ним и Вася. Войдя в дом, Сторожев с наслаждением стянул сапоги, оставшись в носках, и позвал домработницу:
— Татьяна Андреевна! Со мной тут сын Жорки Крашенинникова приехал, найдите, пожалуйста, мальцу тапки.
Домработница, пожилая вдова из Малороссии, тут же засуетилась, вынула из нижнего отделения шкафа, стоявшего в прихожей, тапочки, подходившие Васе по размеру, и спросила:
— Мыкола Петрович, може, до горныци пидемо? Вам що зварити, чай або каву? А тоби чого налиты, хлопчик? — и она озорным взглядом посмотрела на Васю.
Сторожев сказал:
— Поставьте столик на улице под вишнями, два стула к нему, самовар на стол, и два стакана.
— Одну хвылынку, Мыкола Петрович!
Василий и Сторожев сменили сапоги на галоши, подождали, пока бабка Таня вынесет в сад столик и два стула. Сторожев уселся напротив Васи, и пока бабка Таня раскочегаривала электрический самовар, они просто любовались голубым небом, по которому проплывали облака. Наконец чай был готов. Бабка Татьяна спросила:
— Мыкола Петрович, може, ще шо принести?
— Принесите еще один стул и еще один стакан и посидите с нами, — сказал Сторожев.
— Дякую, Мыкола Петрович! — ответила она и отправилась на веранду за стулом и стаканом.
Вася спросил:
— А на каком это языке она говорит?
— На чубанском. Ты что, чубаков никогда не видел?! Которые в Малороссии живут?
— Ну, про Малороссию-то я слышал, по географии доводилось про достопримечательности Кияра читать, а вот с носителями языка общаться как-то не доводилось...
Тут на веранде затрезвонил телефон. Бабка Таня взяла трубку и спросила:
— Це хто? А, дуже гарно. Мыкола Петрович, вас до телефона кличуть!
Сторожев с пыхтением поднялся, прошел на веранду и взял трубку.
— Ну, что там?! Я только что на дачу приехал! Премьер Дании приезжает? А, понятно. На связи! — ответил он и положил трубку. — Черт бы их побрал, отдохнуть по-человечески не дадут, суки!.. Собирайся, Василий, придется обратно ехать.
Они допили чай, переобулись, и Сторожев, пару раз крепко выматерившись в адрес не вовремя пожаловавшего иностранного дипломата, побрел к машине. Мотоциклисты ГУГБ, поднятые по тревоге, заняли места в седлах и колясках мотоциклов. Сторожев и Вася сели в лимузин, и Селиванов резко газанул и врубил сирену. Половину пути они проехали нормально, но на перекрестке с улицей Гриневского Вася вдруг увидел несущийся наперерез грузовик "Луганец". Вася схватил Сторожева за шею правой рукой, левой за портупею и потащил его на заднее сиденье с переднего. Через секунду, снеся в сторону мотоцикл ГУГБ (капитан Молчанов, сидевший за рулем, и сидевший в коляске автоматчик сержант Васильев отделались ссадинами и ушибами), "Луганец" влетел прямо в капот сторожевского лимузина. Раздался скрежет. Водитель грузовика, сообразив наконец, в кого он врезался, ударил по тормозам, но было поздно.
— Николай Петрович, Вы живы? — срывающимся голосом спросил, заикаясь от пережитого, Вася.
— Фу-у-ух... Благодаря тебе, сынок, вроде жив. Михалыч! Ты цел? — спросил он Селиванова.
— Немного стеклом поцарапало, Николай Петрович. А где этот козел, который в нас врезался?!
Перепуганного шофера грузовика уже скрутили бойцы ГУГБ. Но тут к Сторожеву подошел милиционер в летней белой униформе, бросил руку к виску и сказал:
— Разрешите, товарищ Генералиссимус? Докладывает капитан Аверьянов.
— Докладывай, капитан, что там у тебя? — поинтересовался Сторожев.
— Этот мужик, который был за рулем грузовика — мой сосед по этажу. Человек кристально честный, с иностранными разведками никогда дела не имел. А вот жена его, Лариска — сучка еще та. Сегодня он застал ее со своим лучшим другом, Валеркой Шалаевым... Тот от нее отпихивается, а она ему — мол, любовь до гроба. Ну, Паша, шофер этот, сел на "Луганец" свой да и рванул куда глаза глядят, похоже, из-за этого. Я не успел его перехватить, а то предотвратили бы. Прошу Вас, Николай Петрович, не надо его наказывать. Человек из-за этой стервы поганой свою жизнь чуть не сгубил...
— Сейчас решим, капитан. — Сторожев подошел к водителю грузовика и спросил:
— Правда ли то, что говорит капитан Аверьянов?
— Так точно...
— Где служил?
— В Алябьево, 45-ая десантная дивизия специального назначения, старший прапорщик Павел Константинович Смешнов!
— Та-ак... Селиванов, бумаги у тебя в бардачке?
— Так точно!
— Дай-ка бланк на удостоверение ГУГБ.
— Слушаюсь!
Сторожев заполнил удостоверение на имя майора ГУГБ Павла Константиновича Смешнова и приложил печать. Вручив удостоверение обалдевшему водителю, он сказал:
— Всё. Теперь ты майор госбезопасности.
— Б-благодарю Вас, товарищ Генералиссимус! — выпалил шофер. — Я бы с радостью Вас до места довез теперь, да "Луганец" мой покорежен сильно... Да и Ваш лимузин я помял, простите ради Бога уж...
— Разрешите, Николай Петрович? — вновь подошел милиционер. — У меня тут рядом мой "Волгарь" служебный стоит, он Вас на нем доставит, а потом мне его обратно пригонит.
— Вот и прекрасно. Где он у тебя? — осведомился Сторожев.
— Да вот он, видите, белый внедорожник с красной полосой, у тротуара стоит?
— А-а, вижу. Смешнов, берешься, значит, меня до Петровского замка доставить, да еще пацана этого?
— Так точно!
Смешнов сел за руль внедорожника, дождался, пока Сторожев и Вася сядут в машину, включил сирену и поехал не очень медленно, но и не очень быстро, по спецназовской привычке оглядываясь по сторонам, не едет ли еще какой-нибудь автохулиган. Мотоциклисты ГУГБ придерживались того же темпа, что и он. Без особых происшествий доставив Сторожева и Васю до Петровского замка, он въехал во двор и сказал:
— Простите, Николай Петрович, мне надо машину Аверьянову отогнать. Высаживайтесь, а я отгоню машину и вернусь на метро.
— Добре. Я пока распоряжусь, чтобы тебе выделили место в казарме и поставили на довольствие, — ответил Сторожев. — Квартира, в которой ты проживаешь, на кого оформлена, на тебя или на жену?
— Да на шалаву эту как раз! Я продал свою, на проспекте Республики, и переехал к этой курве!!
— Развестись с ней хочешь?
— С превеликим удовольствием!! Пусть эта лахудра себе других дураков ищет! Я лучше на благо Родины послужу, для Вас, Николай Петрович, так же, как в свое время служил в десантуре!!!
— Хорошо, я заодно скажу министру юстиции, чтоб подыскал тебе адвоката, и скажу судье Приморского суда Петрограда, чтобы не тянули с твоим бракоразводным процессом.
— Ох, спасибо Вам огромное, Николай Петрович! Ладно, я поехал отгонять машину. Встретимся через пару часов! — крикнул Смешнов из окна отъезжающей милицейской машины.
Сторожев поднялся вместе с Васей в комендатуру и сказал коменданту Петровского замка полковнику Кузнецову:
— Здорово, Василий Захарович. Значит, так: поставишь на довольствие майора ГУГБ Павла Константиновича Смешнова и выделишь ему комнату в казарме. Слышишь, комнату пока, а не койко-место. Человек в трудную жизненную ситуацию попал. Чаю давать, сколько захочет. Ста грамм пока не давать. Насчет еды — если попросит добавки, то дать.
— Вас понял, товарищ Генералиссимус!
Сторожев и Вася поднялись к себе, в ту же комнату, в которой Сторожев этим утром проснулся. Сторожев сел на свой обшарпанный и продавленный диван и поскреб лысину. Вася стал хлопотать около чайника, и вскоре оба пили крепкий сладкий чай. Сторожев встал, подошел к холодильнику и достал оттуда коробку вафель.
— Вот нам с тобой, Василий, на двоих. Спасибо тебе огромное, что ты меня спас. Не перетащи ты меня назад, один Бог знает, остался бы я жив или нет.
— Да не за что, Николай Петрович. Я родился в семье генерала госбезопасности, а, стало быть, должен служить Генералиссимусу РНР верой и правдой.
— Спасибо, сынок... Тут еще этот чертов датский премьер припожаловать завтра собирается. Интересно, за каким хреном он вытащил нас с тобой с дачи? Уж наверное не для того, чтобы против Америки союз военный заключить...
— Видно будет, Николай Петрович. Утро вечера мудренее.
— Да, пожалуй, ты прав, Василий. А вот за то, что ты меня спас, я завтра тебя отблагодарю маленьким сюрпризом. Беги спать, а то уже одиннадцать вечера...
— Слушаюсь! — ответил Вася, щелкнул каблуками, бросил руку к виску и вышел. Когда он шел по коридору до своей комнаты, в его мозгу билась мысль: что же за сюрприз такой интересный приготовил для него Сторожев?
А Сторожев в это время позвонил секретарю партийной ячейки Рабоче-Воинской Партии Российской Народной Республики при Петровском замке, подполковнику Фомину, и сказал:
— Привет, Виктор Андреевич. Завтра объявишь внеочередное партсобрание, на котором согласно статье 14, пункт "б", устава РВП, примешь в Партию несовершеннолетнего Василия Георгиевича Крашенинникова, за спасение моей жизни во время ДТП. Понял?
— Так точно!
— На связи.
Сторожев положил трубку, стянул форму, положил ее на кресло (развешивать ее по вешалкам у него уже не было сил) и лег на диван, укрывшись одеялом.Тут в дверь снова заглянул Вася, но уже не в гимнастерке и галифе, а в майке и спортивных бриджах.
— Николай Петрович, разрешите доложить?
— Что там, Васек?
— Смешнов приехал. Притащил с собой два чемодана и три сумки с вещами. Оно и понятно, от изменщицы подальше сматывается. Разрешите быть свободным?
— Спокойной ночи, Васенька.
Сторожев поворочался на диване и уснул. Во сне ему приснилось, будто он идет по березовой рощице, а навстречу ему идет покойная жена Наталья. Сторожев тянулся к ней, но не мог приблизиться. Она остановилась, подняла указательный палец и сказала:
— Береги Василия, муженек. Он тебя тоже будет в жизни беречь.
— Ната-а-шенька, не уходи!.. — мычал сквозь сон Сторожев, но покойная жена стояла и повторяла: "Береги Васю".
Проснувшись под утро от беспокойных снов, Сторожев не стал будить Васю, который в это время сладко спал, а включил радиоприемник и настроил его на волну радиостанции "Заря". Затем он ополоснул опухшее от тяжелой ночи лицо холодной водой из-под крана, набрал в электрический чайник воды и включил его в сеть. Когда вода закипела, он заварил себе кружку крепкого кофе, положил туда три куска сахара и под музыку, доносившуюся из радиоприемника, стал потягивать кофе. Допив кружку, он подошел к окну. На Петровской площади одиноко высился памятник Александру Шелепину, первому Генералиссимусу РНР. "Железный Шурик" застыл на гранитном постаменте с правой рукой у виска и с газетой в левой руке. Так продолжалось до одиннадцати, после чего Сторожев наконец нажал кнопку вызова. Прибежал Вася, уже одетый в гимнастерку, галифе, фуражку и сапоги. Похоже, что он уже час как проснулся, успел одеться и только ждал, пока Сторожев вызовет его.
— С добрым утром, Николай Петрович! Как спали? — спросил Вася.
— Очень плохо, Васенька. Наташка, жена моя покойная, всю ночь снилась.
— Примите коньячку грамм сто, и все как рукой снимет. А потом посидите минут пять, и можно к делам приступать. (Вася был непьющий, но Георгий Крашенинников был большим любителем и ценителем коньяка, так что Василий в этих делах разбирался)
Сторожев вынул из шкафа бутылку коньяку, налил полстопки, выпил залпом, закрыл бутылку пробкой, поставил ее на место, а Вася тем временем приготовил ему чаю. Сторожев не торопясь выпил чай, надел форму и сказал:
— Пошли, Василий. Нам с тобой в актовый зал.
Василий пошел следом за ним, но его удивило то, что по пути в актовый зал все бойцы охраны приветствовали не только Сторожева, но и его. Впрочем, подумал он, это, наверное, за то, что я спас Сторожева в ДТП.
Когда они вошли в актовый зал, Сторожев вывел Васю на сцену и сказал в микрофон:
— Моим решением по Рабоче-Воинской Партии Российской Народной Республики, согласно статье 14, пункт "б" устава РВП РНР, несовершеннолетний Василий Георгиевич Крашенинников принимается в Партию без оглядки на возраст, за спасение моей жизни во время дорожно-транспортного происшествия! Василий Георгиевич достоин носить высокое звание трудовика и своей беззаветной преданностью Родине, я думаю, еще не раз послужит на благо РНР! Споем же гимн!
Все встали и запели:
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Знамя рабочее, знамя народное
Пусть от победы к победе ведет!
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
Товарищ Шелепин нам путь озарил,
Взрастил он рабочих на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил!
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Знамя рабочее, знамя народное
Пусть от победы к победе ведет!
Единство народов страны нашей славной —
Российской Народной Республики честь!
Рабочий и воин, средь равных ты равный,
Неси поколеньям счастливую весть!
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Знамя рабочее, знамя народное
Пусть от победы к победе ведет!
